Петра Головина знают в Берёзовском как человека активного, энергичного, неутомимого. Его должность официально звучит как «администратор по вопросам профилактики и консультирования ВИЧ-инфекции», по сути он специалист по профилактике социально значимых заболеваний.
Его работа началась задолго до того, как он стал сотрудником Березовской ЦГБ. Он, например, несколько лет был консультантом в Свердловском областном центре профилактики и борьбы со СПИДом. И именно Петр познакомил нас с героиней этого материала.
Основа его деятельности – работа с населением. Кроме ВИЧ, Петр занимается проблемами туберкулеза и гепатита. Они, кстати, часто идут рядом с ВИЧ. На любом этапе, когда к нему обращается человек, ему требуются информационная и часто просто человеческая поддержка, какие-то правильно подобранные слова. Далеко не обязательно это узнавший о своем положительном ВИЧ-статусе, вопросов и без того могут быть десятки.
– Как мне вести себя, если мой друг ВИЧ-инфицированный?
– Что мне делать, если у меня порвался презерватив?
– Куда идти, чтобы узнать свой статус?
Социальные сети Пётр называет шикарным инструментом в своей работе: как правило, в сети люди более открыты, не боятся идти на контакт, задавать вопросы. Сам он в ответ вопросы задавать не любит: говорит, его не касаются возраст, прописка, другие личные данные. Главная цель – помочь человеку, рассказать ему алгоритм действий в той ситуации, в которой он оказался. Возможно, из-за отсутствия излишнего любопытства Головину пишут часто, и не только из Берёзовского. Недавно парень из Новосибирска, например, обратился за советом, и Пётр помог ему связаться с коллегами в том городе.
Еще один принцип его работы – практически сразу удалять всю переписку с человеком. Странички в социальных сетях взламывают, а безопасность людей, которые обращаются к специалисту, превыше всего. Петр уточняет: он не врач, поэтому это для него не пациенты. Скорее клиенты, или, если не так формально, подопечные.
– Профилактика – это не шоу. Это не фестивали и акции, хотя они, конечно, тоже нужны. Шоу – 10% всей работы, но основная работа – непосредственно с людьми, индивидуально, – на этом аспекте специалист делает акцент во время всего нашего разговора. «Шоу» – это те самые акции, когда обследовать население выезжает мобильный флюорограф или организуется экспресс-тестирование. В нашем городе этим движением занимался последние годы именно Пётр Головин.
В Свердловской области головное учреждение по работе с ВИЧ-инфицированными – центр СПИД на ул. Ясной. У него в разных городах области есть пять филиалов, которые курируют кабинеты инфекционистов в небольших городах, таких, как Березовский. Наш кабинет контролируется филиалом в Каменске-Уральском. Пациенту вставать на учет в центр СПИД не нужно: обследования и лекарства ему назначат на месте. Это – необходимый элемент контроля над ВИЧ-инфицированными: по возможности учесть каждого, чтобы он получал лечение и сохранял здоровье. Ну, плюс статистика, конечно.
– Пётр, а если человек отказывается вставать на учёт?
– Тогда он не лечится и погибает. Раньше это было довольно частое явление, сейчас такое случается всё реже. Это не обязательно асоциальные элементы: они как раз могут встать на учет и не приходить на обследование в силу своего образа жизни.
Иногда на учет не встают вполне благополучные люди, которые либо отрицают диагноз, либо боятся общественного порицания. Это огромная, даже громадная проблема маленьких городов: человек настолько боится, что о диагнозе узнают, что готов жертвовать здоровьем. Пример: у нас инфекционный кабинет находится на втором этаже ЦГБ, если пойти направо. Но люди остаются в коридоре, ждут, когда очереди не будет, и быстрым шагом, чуть не бегом – к кабинету. Ребят, это же ужасно.
– У врача – врачебная тайна. То есть о диагнозе человека можно узнать только от него самого?
– Да, а кто ещё расскажет? Если такое произойдет, что врач раскроет, это подсудное дело.
Мне нравится молодое поколение (20-25) – я часто общаюсь с молодежью: они продвинутые, они классные. Они в курсе проблемы и много интересуются. Причем говорят, что лекции в школе вообще не причем – они просто их не слушали, а вот самообразование – это да. Но чем человек старше, тем чаще вмешиваются мифы и стереотипы: «наркоман», «проститутка». ВИЧ-инфицированного боятся как прокаженного.
– Как человек чаще всего узнаёт о своём статусе?
– В основном при обращении за медицинской помощью по любым причинам. Когда женщина встает на учет по беременности, например, такой анализ обязателен. Или когда человек ложится в стационар, то же самое.
Экспресс-тестирование у нас есть в ОВП и ФАПах, но такой вид обследования еще не является поводом для постановки на учет. Если такой тест выявил антитела, нужно сдавать кровь, чтобы уточнить либо опровергнуть диагноз.
– Человек узнал диагноз. Часто ему в этом случае требуется психологическая помощь?
– Бывает, конечно. У нас в ЦГБ есть психолог, но на Ясной профильные специалисты, которые работают конкретно с этим заболеванием. Некоторым тяжело принять перемены в образе жизни: теперь нужно получать терапию, обследоваться, и это пожизненно.
– Человек всегда знает, как именно он приобрел заболевание?
– В основном догадывается, что происходит. Но есть и ошалевшие от новости, те, кто правда не понимает: Как? Когда? Наркотиков в его жизни нет, беспорядочных половых связей тоже, и он действительно растерян. Тут только вспоминать.
Есть, как известно, три пути: наркотики, от матери к ребенку и половой путь. Маникюрные или тату-салоны сегодня обрабатывают все инструменты, стерилизуют, да если даже и нет – это надо поранить одного и тут же с этой кровищей ко второму… Теоретически возможно, но на практике я таких случаев не знаю.
– 1000 пациентов с ВИЧ из 60 000 жителей – это много…
– Много. По разным оценкам эту официальную цифру можно увеличить в полтора или два раза. Плюсом еще 300-500 человек смело можно прибавить.
– Но человек, принимая лекарства, может жизнь полноценной жизнью?
– Прием препаратов выгоден и пациенту, и обществу. И здесь опять вопрос к общественности: чем больше негатива к таким людям, тем больше они прячутся, тем меньше лечатся. В итоге к ВИЧ часто добавляется туберкулез, человек начинает его распространять. Не надо никого обнимать и целовать: просто нужно нормально к ним относиться.
– Как часто нужно посещать врача?
– По-разному. Всё индивидуально. Схемы в начале лечения подлежат мониторингу, чтобы отслеживать динамику. Их очень много, препаратов тоже. Это раньше была одна схема. А позже – раз в три месяца, раз в полгода достаточно.
Наука идет вперед. Препараты становятся лучше, меньше дают побочных эффектов. Да, у нас не всегда самые новые препараты, но хорошо себя зарекомендовавшие доступны.
– Это дорого?
– Для пациента бесплатно. Есть курс и по 10 тысяч рублей, и по 30 тысяч. Распределением занимается центр СПИД. Добавьте к стоимости препарата работу врача, лаборатории, закупку тест-систем. Но не лечить этих пациентов опасно для нашей популяции. Это вопрос национальной безопасности. Нас всего 140 миллионов, разбрасываться людьми не надо.
– Есть случаи выздоровления?
– Только те громкие, которые широко освещались в СМИ. Берлинский пациент*, например. Но пока это из области фантастики. Мне хочется верить, что мы стоим на пороге открытия такого лекарства, потому что от гепатита С еще несколько лет назад не было лечения, человек умирал. Сейчас это заболевание излечивается на сто процентов.
– Вирус иммунодефицита человека в организме какое-то время дремлет и никак не дает о себе знать. А позже, когда он уже развивается, появляются симптомы?
– Когда падает иммунитет, выходит наружу все, что иммунитет подавлял – герпесы, пневмонии, туберкулез. Человек может узнать о положительном статусе через анализ крови либо экспресс-тестирование, другого пути нет.
Раньше врачи назначали терапию человеку с ВИЧ, когда его иммунитет снижался. То есть от диагноза до назначения лекарств мог пройти год или больше. Сейчас терапия дается сразу, с момента выявления. Это европейский опыт, и круто, что наш центр СПИД на это пошел. Лучше не допускать падения иммунитета, а сразу его поддерживать.
Тогда человек продолжает работать, остается полноценным членом общества, не получает инвалидность, может иметь здоровых детей.
Терапия создает нулевую вирусную нагрузку, подавляет вирус. То есть человек живет обычной жизнью. Многие врачи, в том числе и в России, приняли формулу Н = Н: неопределяемый, значит, непередающий. То есть благодаря терапии у человека нет вируса в биологических жидкостях, он остается только в клетках организма. Исключена передача вируса – значит, мы можем остановить эпидемию.
У принимающего терапию обычный иммунитет. Он перенесет коронавирус так же, как любой другой человек: в легкой или тяжелой форме. Если у него в жизни был период с диагнозом ВИЧ, но без терапии, то он скорее всего заработал себе какие-то болячки, вот они могут осложнить течение коронавируса.
– Иммунитет можно поднять с любой точки? Можно ли помочь человеку, если он долго не принимал терапию, но потом опомнился?
– Бывают разные случаи: человек сначала отрицает диагноз – «у меня все нормально», а потом здоровье резко ухудшается, и он приходит ко мне, когда ему уже очень трудно помочь.
Волшебной таблетки нет. Сидеть и выделываться при таком диагнозе – самоубийство. Если человек решил умереть, я ему помочь не могу. Объясню, расскажу, но если ты начинаешь упираться – твои проблемы. Лучше это время потратить на тех, кто хочет выкарабкаться и улучшить свое здоровье.
– Человек, отрицающий свой диагноз, может быть опасен для окружающих…
– Как это контролировать? Я не полиция нравов, бегать за ним с презервативом я не могу. Есть закон, человек не имеет право, зная о своем статусе, передавать вирус другим людям, но судебные тяжбы на эту тему – большая редкость. Очень сложно доказать.
– Коронавирус нам показал, что государство может использовать рычаги влияния и буквально каждого заставить вакцинироваться. Почему бы, чтобы остановить эпидемию ВИЧ, не заставить каждого узнать свой статус?
– Я давно про это говорил. Мое мнение: есть два обязательных для всех обследования – это кровь на ВИЧ и флюорография. Все обязательно должны узнать свой статус, потому что это здоровье нации. Тестирование – основа профилактики.
Но здесь есть обратная сторона медали. Прежде чем ввести тотальную сдачу крови на ВИЧ, надо искоренить в головах людей, что это заболевание прокаженных. Выжечь каленым железом, что иметь ВИЧ – стыдно. И тогда человек будет знать, что он такой же, как все, что ему помогут.
У людей рождаются дети – и с этим всех поздравляют. А заражение ВИЧ тем же самым способом зазорно, интимно, страшно секретно. Такое восприятие – дикость, и оно должно исчезнуть.
Более того – боятся ведь не только ВИЧ-инфицированных, но даже онкобольных! Помните случай, когда в екатеринбургский зоопарк не пустили больных лейкемией детей в масках – они были из больницы, им нужны эти защитные маски! Это как? Рак вообще не передается.
– Диагноз становится причиной распада семьи?
– Бывает. Так же, как в случае с другими диагнозами. Заболел – и не нужен стал, не то что супруге, но и родственникам. ВИЧ тут не исключение. Процент семьянинов среди инфицированных большой, это давно не болезнь маргинального населения. Болеют банкиры, бизнесмены, врачи. Сегодня всё общество – это уязвимая группа.
*Тимоти Рэй Браун, также известный как «берлинский пациент», прошел процедуру пересадки костного мозга в 2007 году. У донора была редкое генетическое изменение, вызывавшее иммунитет к ВИЧ.
После пересадки костного мозга Брауну больше не нужно было принимать противовирусные препараты. Вирус в его организме больше не обнаруживали.
Тимоти Браун родился в США. В 1995 году он жил в Берлине, где у него и обнаружили ВИЧ. В 2007 году у него был диагностирован еще и острый миелоидный лейкоз, это разновидность рака крови.
Врачи решили полностью убить его костный мозг, откуда распространялись раковые клетки, и пересадить костный мозг донора.
У донора была редкая мутация в части ДНК, которая называется геном CCR5.
Обычный ген CCR5 позволяет вирусу ВИЧ заражать другие клетки. Но если ген мутировал, то он не дает вирусу распространяться.
Операцию провели в 2007 году в университетской клинике «Шарите. В публикации о результатах операции врачи не называли имя Брауна, поэтому первые несколько лет он был известен как «берлинский пациент».
Ваше мнение?
радостно
0%
все равно
0%
доволен
0%
смешно
0%
злит
0%
печально
0%
