Ушла из жизни берёзовская вокалистка Наталья Журкина. Друзья и коллеги делятся воспоминаниями о ней.
Новость о том, что Наталья Журкина ушла из жизни, прогремела как гром среди ясного неба в культурной среде Берёзовского. В дни, когда коллектив Дирекции радостно объявил о подготовке к главному празднику – Дню города, – никто не ожидал, что в ленту новостей вторгнется сообщение, в котором про Наталью Юрьевну, заведующую музыкальной частью Дирекции городских праздников, будет написано в прошедшем времени.
Это случилось 16 апреля. Вчера, 18 апреля, в стенах учреждения её близкие собрались, чтобы поделиться с нами воспоминаниями.
Павел Баранчик:
– В прошлом году мы отметили 25 лет со дня нашего знакомства. Когда-то мы были молодые, энергичные, работали по ночам, в ночных клубах. Когда мы работали в студии «Малахит», я в качестве ведущего, Наташка преподавателем по вокалу и артисткой-вокалисткой, мы были, вроде бы, далеки друг от друга, но, тем не менее, сразу нашли общий язык, начали дружить. Потом в нашей карьере закончился «Малахит», она встретила Серёгу, я был свидетелем на их свадьбе. Во время свадьбы был момент, когда мы катались по Екатеринбургу, и на Площади 1905 года в нас въехала машина.
Вообще у Журкиной никогда ничего не бывает, как у всех. Она очень «любила» падать, причём на ровном месте. Обычно когда люди падают – это как бы маленькая трагедия. Все начинают переживать, сочувствовать. А в случае с Наташей это был смех, потому что она сама вставала и начинала смеяться из-за того, что как-то неловко поставила ногу или запнулась. Она всегда ходила на высоких каблуках, в любой ситуации. Она даже на Лыжню России умудрялась прийти на шпильках! Сцена была вдалеке, снег был ещё не утрамбован, и чтобы пройти расстояние с тропы до сцены, мне пришлось её чуть ли не на руках нести. Каблуки были одним из её главных принципов, они её поднимали, возвышали, придавали ей определённый шарм, но в то же время иногда составляли вот эту проблемку. Но никогда из-за этого не было трагедии.
Наташа может прийти с утра в одном настроении, потом у неё начинается такой мини-депресняк, она уходит в себя, и буквально через минуту возвращается совсем в другом состоянии, готовая работать, творить, придумывать, режиссировать, заставлять не умеющих петь – петь.
Вот, например, Лёша [Касаткин]. До знакомства с Наташей он не то, что не пел, он даже не интонировал. Это очень сложный случай. Я не знаю, что она делает со своими учениками, но у них начинает получаться.
Так получилось, что недавно мы обсуждали мои похороны. Я, как режиссёр, должен изначально всё продумать на всякий случай. Посмеялись. И она говорит: «Да, на моих похоронах тоже не должно быть печали, слёз, не люблю я всего этого». Понятно, что никто не будет прыгать, хлопать в ладоши и радоваться, в любом случае это горе, для нас это серьёзный удар, но мы понимаем, что уходить в чёрную грусть не надо. Она светлый человек, она достойна того, чтобы мы вспоминали о ней только радостное.
У нас в коллективе отношение к смерти – как к физиологическому процессу. Никто не знает, сколько нам отведено, просто к этому нужно быть готовым. И у нас со временем через разговоры, шутки, выработалось такое отношение. Мне смерть не страшна. Тут срабатывает другое – нехватка человека, возможности ему участвовать в моей жизни. С уходом Наташи у нас не остановилось сердце, лёгкие не перестали дышать, но мы лишились голоса.
Она очень верила в людей, верила в своих учеников. Мы не раз спорили о том, готов ли тот или иной ученик выйти на сцену. Я, как режиссёр, не видел, что человек готов, но она настаивала. Я принимал её решения – если педагог уверен, значит, выступление будет. Какие-то шероховатости и нюансы становились определённой изюминкой наших мероприятий. Не скажу, что украшением, но ярким моментом, который позволял зрителю запомнить концерт.
У неё была вера в людей и любовь к людям. На всех внутренних мероприятиях её первым тостом было: «Я вас всех люблю». Мы отвечали тем же, потому что это было действительно так. Мы в Дирекции больше семья, чем просто коллеги. Мы знаем все проблемы друг друга, мы видели взлёты и падения, как Наташа менялась и внутренне, и внешне. Проблемы каждого принимала на себя, переживала за всех.
В последние несколько лет она была счастлива. На самом деле счастлива.
Алексей Касаткин:
– Наша встреча произошла случайно, её организовал как раз Павел Владимирович [Баранчик]. До этого ни у кого даже мыслей не было, что Касаткин запоёт. У нас был очень долгий процесс становления голоса, причём изначально Наталья выбирала очень сложные песни – первой была «Дива» Филиппа Киркорова. Я спрашиваю: «Наталья, а мы точно сможем?», она говорит: «Да». Было упражнение, когда нужно было согнуться пополам, опереться на стул и пропеть всю песню, интонируя и доставая все ноты. В итоге всё случилось, записали эту песню.
Наталья – человек глубоко духовный вместе со мной. Как в жизни, как в искусстве, так и последнее время в музыке. Мы, готовя какие-то проекты и подбирая музыкальный материал, понимали друг друга с полуслова и знали, что именно выбрать.
В начале 2019 года, когда мы убирали зимний городок, произошёл опять же случай с падением. Мы с Наташей, убирая ёлку, запнулись и упали на перевёрнутую скамейку. Туда же упала гирлянда. Я говорю: «Журкина, мы с тобой будем в одном, вот в этом гробу, и он будет с подсветкой». Эта хохма у нас была до последнего дня.
Евгения и Михаил Киндрась:
– Для нас Наталья была не чужим, почти родным человеком. Мы тоже познакомились через Павла [Баранчика], когда возникли сложности в дуэте с мужем. Мы чувствовали, что что-то не так. Наталья работала с нами вдвоём, но подход к нам был абсолютно разный. Она чувствовала и меня, и мужа, понимала, как нам сойтись, и сейчас мы находимся на абсолютно другом уровне. Это полностью её заслуга, никто бы не смог так. Как настоящий педагог она очень любила своих учеников и детей. Она всю себя отдавала всем и в работе, и в жизни.
Годы идут, и очень редко бывает, что находишь людей, с которыми близки по духу. Мы не виделись каждый день, но мы всегда были рядом мыслями, духом, всегда могли созвониться, встретиться, пообщаться. Мы встречались на репетициях и, думаю, не нужно говорить о том, что мир потерял великого педагога. Жаль, что этого человека узнал только Берёзовский, жаль тех людей, которые не увидели, не познакомились с ней. Это человек, который глубоко понимал, что он делает, что нужно делать. Те, кто с ней пообщался, действительно научились петь. Причём не только физически, но и душой.
Человек не уходит просто так. Видимо, там было нужно, может, она там кого-то петь научит. В любом случае Наташка будет там, где свет. Там, где звучит хорошая музыка.
Елена Домарадзкая:
– Впервые мы встретились за кулисами «Воспитателя года». Это был финал областного конкурса, я тогда работала в управлении образования. Пока жюри совещались, надо было заполнить паузу. Мне порекомендовали обратиться в Дирекцию, и Дирекция в лице Натальи Юрьевны сделала эту паузу. В тот день пели Аня Савельева, Семён Гагарин и Лиза Домрачева. Я стояла рядом с Натальей, ещё не зная её, видела, как она переживает за детей, как их поддерживает.
Я с детства мечтала быть певицей. Когда я поняла, что в Берёзовском это может стать реальностью, я решила, что хочу пойти к ней. Спрашивала у Паши [Баранчика], работает ли она со взрослыми. Наше знакомство состоялось, мы потом смеялись, она шла в зебровом пальто возле музыкальной школы, ничего не видит, я её окликиваю, договариваемся о встрече. Я пришла к ней с романсом, мы начали заниматься и очень быстро сблизились.
Уже через полгода она порекомендовала меня спеть с ней в «Историях Любви». Паша спрашивал: «А она точно готова выйти на сцену?», Наташа говорит: «Да, готова!». В итоге я сбилась с ритма, она мне за кулисами помогала.
Мы повстречались в самый тяжёлый и трагичный период моей жизни. Два одиночества с одинаковыми личными проблемами. Музыка нас связала, мы всегда и везде были с музыкой. Когда я ещё была ученицей, я подарила ей билеты на концерт, и с того момента они стали частью нашей жизни. Когда становилось тяжело и грустно – приходили друг к другу с билетами.
Она могла примчаться на помощь в любое время суток. Когда у меня с дочерью случилась беда, Наташа прилетела в 2 часа ночи и была со мной рядом. Ближе человека у меня никогда в жизни не было. Мы стали одной большой семьёй – мои дети, её Серафимка. Мы виделись почти каждый день, особенно после того, как она переехала ко мне поближе. Вместе ездили везде, отдыхали. Она меня по новой научила верить в бога и более осознанно приходить в храм. С её подачи я первый раз причастилась во взрослом возрасте, осознанно. Мы делились друг с другом многими вещами, я разбирала проблемы, как психолог, она анализировала с точки зрения духовных христианских ценностей. У нас были очень содержательные беседы.
Для меня это очень большая потеря. Мы много говорили о смерти, и свой уход она пророчила.
Дарья Пономарёва:
– Наталья Журкина – один из тех людей, которые заражают и заряжают, умеют вести. Было приятно взаимодействовать с ней и в направлениях работы, и дружить. Открытая, яркая, отдающая, любящая. Каждый её урок по вокалу – это не дежурное образовательное мероприятие, это погружение, это вклад педагога в ученика, который приходит. Не думала, что будет так тяжело говорить об этом.
Все мы понимаем, что у каждого свой срок. Но есть большая печаль, когда уходят такие коллеги и друзья. Нам без неё будет сложно. На мой взгляд, наша задача – близких людей, друзей, – говорить о ней и рассказывать, каким она была светлым маяком, ярким огнём, который навсегда останется в наших сердцах.
Татьяна Захарова:
– У Натальи занимался мой ребёнок, не так давно начали. У меня ребёнок очень тонкой душевной организации, и сразу после первого прослушивания, она говорит: «Мне так понравилась Наталья Юрьевна! Она так разговаривает с нами, очень ласково, ко всем старается подойти». Да, ругалась, да, приучала детей к дисциплине, но не было ни разу, чтобы мой ребёнок не захотел пойти, искал какой-то повод не пойти. Самым показательным было воскресенье (14 апреля, – прим. ред.), когда все наши ребятки пришли на занятие и 40 минут ждали, не разошёлся никто. Я сидела в машине возле Дирекции, ребёнок вышел со словами: «Мамочка, а занятия сегодня не было». Я спрашиваю, почему она раньше не вышла. «А мы ждали Наталью Юрьевну, она же должна была прийти». У меня сразу началось сильное волнение, потому что Наташа – человек очень обязательный и исполнительный. Если когда-то были отмены – она всегда предупреждала заранее, чтобы люди зря не приезжали, зря не планировали свой день. Сразу было очень тревожно.
В понедельник, как только я пришла на работу, я сразу задала вопрос Даше [Пономарёвой]. Это совсем не в духе Наташи, не про неё эта история. Даша говорит: «Всё нормально, вроде, в субботу виделись, всё хорошо было».
Я узнала эту новость при ребёнке и было очень сложно и страшно объяснить маленькому ребёнку, как так получилось. Она сильно плакала, и сегодня с утра опять всю дорогу в школу спрашивала, как мы теперь будем ходить на занятия, на вокал. Я не знаю, как теперь ребёнку объяснить. Для неё Наталья Юрьевна теперь – человек очень близкого круга, человек, к которому за полгода на очень привыкла. Они готовились к отчётному концерту, репетировали вместе песни. Буквально две недели назад мы вместе репетировали песню, которая должна была быть на отчётном концерте.
Для меня Наталья была очень душевным человеком. Яркой, немножко на своей волне, своеобразной. Даже её походка, её цоканье каблуков настолько твёрдое, настолько уверенное, что мы знали, когда идёт Наташа. Знали все распевки. Сложно нам всем, но сложнее всего родным и близким. Хочется сказать, что время не лечит, время просто притупляет эту боль и заставляет жить в новой реальности без дорогого человека. Очень тяжело всем коллегам, это чувство громадной потери, неопределённости. Нужно время, чтобы начать жить по-другому. К сожалению, без Наташи.
Ваше мнение?
радостно
6%
все равно
6%
доволен
0%
смешно
0%
злит
0%
печально
88%
Рейтинг: 5 / 5
