Пожалуй, с момента убийства Дмитрия Рудакова, которое произошло в августе 2018 года, город Березовский не был так потрясен трагедией. 28-летний мужчина, муж, сын, брат, отец 7-летнего сына и 5-летней дочки, лишился жизни по нелепому стечению обстоятельств, выполняя свой долг.
Эта смена 25 апреля оказалась для фельдшера скорой Степана Шабурова последней – пьяный мужчина, открыв дверь бригаде, просто ударил его ножом в сердце.
Жена Анастасия рассказала о том, каким Степан был мужем и отцом.
Анастасия:
– Мы со Степой всю жизнь прожили в Екатеринбурге, в Березовский он попал случайно, так и остался. После окончания медицинского колледжа работал в операционной в больнице, но через год ему стало скучно от рутины, потому что одни и те же операции, нет ничего нового. Его бывший сокурсник тогда как раз устроился на скорую помощь и предложил присоединиться, Степа согласился, и ему понравилось: каждый день что-то новое; драйв скорой; интересные истории, и смешные, и грустные; насыщенные дни.
На подстанции они были как одна семья, действительно дружили. Полгода назад Степа попытался пойти работать на скорую в Екатеринбург, потому что много времени тратил на дорогу в Березовский, но в итоге вернулся, коллектив там был не такой душевный. С ЖБИ он добирался на смену, по два часа тратя на дорогу, чтобы к 8 утра заранее быть на рабочем месте. В березовском он проработал 4 года.
Мы с ним ровесники. Степа ушел из школы после 9 и попытался учиться в аграрном колледже, но не пошло. Он сходил в армию, вернулся, а я как раз поступала в вуз и говорю ему – давай тебя в медицинский колледж запишем. И мы пошли. Все были с мамами, а Степа с женой, я писала заявление в колледж. Мы над этим смеялись.
Мы 13 лет вместе. Познакомились в неформальной тусовке, причем на той вечеринке он был единственный, кто не поздравил меня с днем рождения, этим, наверное, и зацепил. Мы стали встречаться, были моменты, когда расставались, как это часто бывает в период подросткового максимализма. Мы оба относились к субкультуре, правда, разных направлений, если вдаваться глубоко – это целая наука.
Знакомство с родителями случилось довольно быстро, мои были таких правил, что им нужно знать, с кем общаюсь, а я к нему ходила в гости, и избежать столкновения с мамой было невозможно. Мы не скрывались – не было смысла. В 2014 году я забеременела, пришло резкое осознание, что пора по-взрослому отнестись, хотя мы, оба студенты, от новости первое время были в шоке – такая ответственность. Стали жить вместе.
Сын заканчивает первый класс, ему будет восемь. Дочка родилась 23 февраля, это был подарок папе, ей пять лет. Многие шутили, что когда рождался сын, я спала, а когда дочь – спал Степа (смеется). Сын – копия папы.
Когда я была беременна сыном, мне не хотелось есть что-то особенное – я сидела в контактных зоопарках и обжималась с животными. Гормоны играли так, что я даже змею себе завела. На фоне тяги к природе я вычитала имя Селиван – царь леса, но потом решила, что вычурных имен и так хватает, оставила только корень «Ван». Но выделиться нам все равно удалось – в садике у нас был один Ваня.
Первые роды были сложные, медленные, и бесследно это не прошло. Сын учится в коррекционном классе, у него поражение нервной системы, но инвалидности нет. Дочь мы рожали вместе. Так и договорились – пойдешь со мной страдать. Степе хотелось увидеть рождение: смерть видел, а рождение не доводилось. Получилось тогда интересно: у меня была практика по акушерству в роддоме, я зашла в платную палату и ахнула – вот бы мне тут рожать! Кто знал, что потом я именно туда попаду бесплатно, потому что другие палаты были заняты. Степу без проблем пустили ко мне, он сам перерезал пуповину, был рад, что встречает свою дочь.
Дети знают, что произошло. Тема смерти у нас не была табуирована, потому что жизнь без смерти невозможна. Если гулька лежит на улице, надо объяснить, что она мертва, больше ее уже не будет. Сейчас у них идет тяжелый период принятия. Реакция была разная: дочь в первый день закрылась в себе, сегодня (27 апреля, прим. ред.) с утра она на папу обиделась, что он не возвращается. Старший сначала воспринял будто бы мимо ушей новость, это была его защитная реакция, а к вечеру понял, что папа не вернется с работы, и его прорвало на слезы, истерику: «Хочу папу, где мой папа».
Я думаю, возьму их с собой. Может, это плохо для психики, но необходимо детям показать, что так в жизни может случиться. Есть ритуал прощания, мы должны проводить его, отпустить от себя. Главное к этому подготовить, не просто: «Пошли на похороны», тогда, конечно, будет травма.
У Степы криминальное ранение, значит, мы не можем провести кремацию тела, только обычное захоронение. Это обидно, мы всегда были за кремацию, чтобы не загрязнять природу.
Мы всегда поддерживали друг друга в хреновых ситуациях. Разные по темпераменту – он интроверт, я экстраверт – мы находили общий язык, получали удовольствие от общего хобби – компьютерных игр. Если не могли играть в два игрока, я сидела рядом и подсказывала, что нужно делать, была штурманом, а он вел корабль. Степа не был романтиком, говорил прямо – я дарить подарки не умею. Поэтому я ему говорила, что мне нужно, он дарил, и оба были довольны. Я же старалась порадовать, сделать сюрприз – думаю, это наше, женское.
В первую очередь я полюбила его за человечность. За любовь к ближнему, к окружению… Однажды был на работе и прислал мне фото, как держит на руках спящего ребенка, от которого отказались. Еще писал – смотри, она поела, уснула у меня на руках; он отлично ладил с детьми, знал, как менять подгузник, как их держать, кормить. Нянчился всегда без проблем. Я ревела весь вечер: не люблю, когда бросают беззащитных, животных или детей. Старики не в счет – за их спиной может быть столько грязи. Даже этот случай показывает: ему 66, две дочери, внуки, и он берет и ломает жизнь другим. Еще одно доказательство что возраст человека не имеет отношения к его душонке.
Мы не раз, кстати, говорили со Степой на тему незащищенности медиков. Был случай – в фельдшера стреляли через дверь, но потом шумиха утихла, и все осталось по-прежнему. Степа рассказывал – сколько вызовов было к пьяным, неадекватным… Вообще в практической части медицины много проблем, ощущение, что люди, занимающиеся теоретической частью и пишущие рекомендации и предписания, живут в параллельной реальности. Но работу Степа любил, мог дежурить 4 дня сутки через сутки, не выспавшись между дежурствами из-за детей, и все равно взять смену – подменить кого-то. Но именно это дежурство было по расписанию…
– Было ли у вас или у него какое-то предчувствие?
– Человек такое существо, что начинает в такой ситуации выдумывать. Когда мне позвонили, по квартире залетал белый мотылек. И до сих пор летает… Я тревожно засыпала, но так было всегда, когда Степы не было дома. Уходя утром на смену, он сказал мне, что зря вчера смотрел со мной сериал – лучше бы выспался. Мы не успели попрощаться…
Я уже спала, когда меня разбудил телефонный звонок. Звонил коллега Степы: «Спишь?». «Да». «Степу убили». Первая реакция – розыгрыши ваши очередные, что ли, но настолько сурового юмора все же никогда не было. Да и голосе у него была паника. Еще через пять минут мне позвонили из реанимации и сказали, что сердце остановилось. Откачивали, как могли, я уверена; даже подключили медицину катастроф, чтобы доставить кровь. Но была слишком большая потеря. Когда сердце тряпочкой болтается без крови, чужая кровь уже не поможет. Если бы нож остался в груди, был бы шанс, а так – нет. Он задел часть легкого, но основной удар пришелся на сердце. Левый желудочек и предсердие были разрезаны.
Ночью ехать не было смысла, это была просто бессонная ночь. Утром я отвела детей в школу и садик, поехала на подстанцию, забрала вещи, со всеми поговорила. Все в ужасе были.
Мы жили в квартире моих родителей и, как только появилась возможность, взяли ипотеку. До переезда оставалось чуть-чуть – гардины повесить и диван перевезти. Еще днем 25 апреля я ему показывала гардину, которую выбрала. Еще у него была мечта прыгнуть с веревки (роуп-джампинг, - прим. ред.), взять высоту.
В первых интервью я говорила, что хочу посмотреть в глаза тому, кто это сделал. Сегодня в суде, когда зашла, наблюдала за реакцией. Сначала посмотрел на меня, ехидно улыбнулся, потом погрустнел, а потом избегал моего взгляда. Я считаю, что это бесполезный для общества человек, который приносит окружающим страдания. С его стороны никого не было, ни жены, ни детей, даже дежурного бесполезного «прости» не услышала.
Он в суде сказал, что извиниться хочет, но при прессе этого делать не будет. Я испытывала не отчаяние, не грусть – были настоящие ярость, злость и ненависть, огненные эмоции. У человека набиты лики святых на груди – и он просто лишил жизни папу, брата, сына, кормильца. Я за максимальное наказание. Эти мои жестокие слова по сравнению с его жестокостью – детский лепет.
Мы сейчас все друг друга поддерживаем – его мама и сестра, мои родители. Это ужасная потеря для всех. Не так давно умерла бабушка Степы – мамина мама, а теперь вот этот удар…
Спасибо, что вы поговорили со мной о Степе, я поняла, что кроме горя со мной остается много хороших воспоминаний…