«Сказки детям должны читать родители, а не Алиса»

Анна Иванова с семьей / Фото из личного архива

Когда молчание – не золото: как логопед-дефектолог помогает заговорить особенным детям.

В современном мире коммуникация играет ключевую роль. Поговорив с Анной про красивое и хрупкое (материал о её увлечении эпоксидной смолой можно прочитать здесь), мы не могли опустить разговор о важном. Больше 13 лет березовчанка работает логопедом-дефектологом, в том числе с такими детьми, которые – по разным причинам – молчат. Ее роль: как раз эту причину выяснить и помочь ребенку заговорить.

Анна Иванова окончила школу № 23 в Кедровке и подала документы в педагогический – хотела быть психологом. В приёмной комиссии посоветовали поступать на дефектолога, точнее специальность звучала как «специальная дошкольная педагогика и психология». Уже ближе к получению диплома Анна поняла, что сделала правильный выбор, послушавшись этого совета. Сразу после вуза березовчанка пришла работать логопедом в коррекционный детский сад. Сейчас она, кроме этого, принимает детей в своем кабинете как дефектолог-логопед.

– Анна, кто такой дефектолог и чем он отличается от логопеда?

– Дефектолог занимается развитием восприятия, памяти, внимания, мышления. Логопедия – отрасль дефектологии. Логопед скорее всего не занимается запуском речи, на нем – постановка звука и всё остальное, связанное с речью. Запуск речи – это к дефектологу.

– Расскажите о начале вашего профессионального пути.

– В коррекционном детском саду в четырех группах – дети с ЗПР, аутизмом, умственной отсталостью. Когда я пришла работать, мне из всех групп собрали самых тяжелых детей. У многих – аутизм, и все – неговорящие. Тогда я порадовалась, что у нас на кафедре был замечательный преподаватель, который рассказал про аутизм от и до. У нас с этими детьми была длительная работа, но они заговорили.

С родителями одного мальчика мы дружим до сих пор. Когда я с ним познакомилась, ему было 4,5 года, и он совсем не говорил. Никакие «скажи» и «повтори» не действовали, тогда я решила идти через эмоции. Взяла что-то первое попавшееся под руку – и об стену. Он на меня посмотрел, я говорю: «Ой», и он говорит: «Ой!». Лед тронулся. В следующем году этому мальчику 18, он разговаривает, учится в техникуме на кулинара. В нем я уверена настолько, что могу попросить присмотреть за моим ребенком, пока мне нужно отойти.

Еще была у меня девочка с аутизмом, которая постоянно выматывала родителей истериками – могла упасть на пол и кричать, если что не так. И как-то, когда такое началось, я тоже легла на пол и начала бить по нему руками-ногами. Она замолчала, посмотрела на меня, поднялась с пола и села заниматься. Этот момент можно по-разному адаптировать на занятиях.

– Многие врачи отмечают, что аутизм встречается все чаще. Есть распространенное мнение, что диагноз связан с АКДС. То есть поставили прививку – и следом ставят аутизм. Что вы об этом думаете?

– Это не так. Дети пошли сложнее, это факт. Раньше на 40 детей (четыре группы) в коррекционном саду было четыре аутиста, теперь 5-6 в каждой группе. Аутизм – расстройство, которое «рождается» на уровне зачатия; либо причиной выступает генная мутация.

Аутизм связывают с АКДС потому, что он начинает проявляться примерно в том возрасте, когда приходит время ставить вторую прививку. Но такого не может быть.

Еще есть схожие состояния, например, сенсомоторная алалия у детей. Это очень похоже на аутизм, но там нет нарушения коммуникация, ребенок более социализирован. Грубо говоря, при аутизме дети могут общаться, но не хотят, а при алалии – общаться хотят, но не могут. В возрасте примерно полутора лет вы не отличите одно расстройство от другого.

Особенность нашей медицинской системы такова, что после 14 лет диагноза аутизм уже как бы и нет, и ребенку ставят шизофрению. Бывает грустно: родитель только свыкся с тем, что у его ребенка аутизм, а услышав про шизофрению, начинает рыдать. И это скорее отголоски советского прошлого, когда диагноз «шизофрения» ассоциировался с полным кошмаром. На самом деле это не совсем так.

– Для каждого родителя его ребенок – самый-самый, и столкновение с диагнозом, особенно связанным с психическим развитием, – это вообще сложная тема.

– Да, родители не всегда принимают диагноз. Достучаться бывает непросто. Даже выходя из нашего садика, родители все еще стремятся к норме, идут в обычную школу. Бывает, только к подростковому возрасту они могут принять диагноз и начинают давать ребенку необходимые лекарства. Дети начинают спать, родители становятся спокойнее и говорят мне на приеме: «Вы были правы, почему я раньше вас не слушала?». Если родители сразу слышат специалистов, то и результаты лучше.

– Обычная школа не имеет право отказать таким детям, но, подозреваю, она к ним не готова?

– Не все кадры готовы к этому, условий на самом деле нет. Лучше, чтобы такие дети были среди небольшого количества детей. Коррекционные классы в обычной школе – как вариант. Или домашнее обучение. Потому что все-таки в школе на первом плане не социализация, а образование и обучение.

– А если ребенок-аутист в обычном детском саду?

– Когда-то я работала параллельно в простом детском саду и в коррекционном, и понимаю, что количество профессионального внимания, которое особенный ребенок может получить в этих учреждениях, очень различается. В нашем маленьком коллективе коррекционного детского сада такой ребенок – как все, а в обычном садике проблема в том, что он не выполняет режимные моменты. То есть не может собраться на занятие, на сон, и так далее, начинает кричать от перевозбуждения. Соответственно, все остальные дети не спят.

– Работать с детьми, у которых есть психические расстройства, очень сложно. Что вас держит на плаву в вашем деле?

– После вуза мне потребовался год, чтобы я научилась через себя всё это не проносить, чтобы не думать о детях в нерабочее время. Было тяжело. Особенно когда бьешься, пробуешь разные методы и подходы, а результата нет. Зато, как только получаешь отдачу, и ребенок, который молчал, начинает говорить – это безумно вдохновляет. Еще я разгружаюсь с помощью своего творчества, это для меня отдушина.

– С какими проблемами к вам в кабинет приходят чаще всего?

– Прежде всего идут за диагностикой речевого развития, в возрасте 14 месяцев и старше. Разбираю по кирпичикам, почему задержка, где есть нарушения. Могу отправить заниматься домой самостоятельно, могу взять к себе на занятия. Чаще всего дело не ограничивается только речью, и дополнительные обследования, например, энцефалограмма головного мозга, это подтверждают.

Также приходят с интеллектуальными нарушениями. ДЦП, дети с синдромом Дауна… Генетических синдромов на самом деле много.

– Кроме генетики, каковы еще причины задержки психического развития?

– Педагогическая запущенность. Встречается в многодетных, неблагополучных семьях.

– Можно пообещать родителям, что ребенок заговорит?

– Гарантии нет. Все зависит от того, в чем причина задержки. Интеллектуальные нарушения – это умственная отсталость разной степени. Если степень легкая, это говорящие дети. При средней и тяжелой степени могут не заговорить вообще, тогда можем помочь альтернативной коммуникацией: жестовая речь, либо специальные карточки, либо письмо.

– Есть распространенное мнение, что мальчики начинают говорить (и в целом развиваются) позже девочек.

– Разница действительно есть, но она небольшая. Для мальчика крайний срок нормы, когда он должен произносить короткие предложения из двух-трех слов («мама пить», «дай ням-ням») – два года, для девочки – год и восемь. Если в два года мальчик не говорит короткие фразы, можно говорить о задержке. Если в 2,5 все еще молчит, это уже отставание.

– Какие еще симптомы могут подсказать родителю, что пора к врачу или логопеду?

– Можно смотреть нормы развития по месяцам: что должен уметь ребенок в определенном возрасте. Важно обращать внимания на крупномоторные навыки: когда сел, когда пополз… Обязательно смотрим на работу систем организма – реакции на свет, звук, прикосновения и так далее.

Если есть сомнения, то при детских садах работает система ранней помощи, где проводится диагностика и по необходимости занятия. Туда же можно обратиться с другими проблемами – как приучить к горшку? Как отучить от соски?

– Что делать маме и папе, чтобы у ребенка не возникло проблем с речью?

– Самое первое – физическое развитие. В раннем возрасте мы занимаемся не мелкой, а крупной моторикой. Мама говорит мне: «Мы лепим», а зачем вы лепите, если ребенок не может пройти ровно по дорожке, не катается на каруселях, не ходит по лестнице? Дом ведь тоже начинаем строить с фундамента, а не сразу за крышу беремся. Так что – ходите на детские площадки, катайте с горок, качайте на качелях, водите по подвесным мостикам. Чтобы ребенок учился ощущать себя в пространстве. Особенно это нужно тем, кто родился с помощью кесарева сечения либо очень быстро прошел родовые пути – такие малыши, например, не чувствуют голову, не могут нагнуться. Для них хороши тоннели, горки, палатки, гамаки. В целом хорошее правило – поменьше коляски, побольше пешком. Грудничковое плавание тоже отлично.

Или в три года приходят ко мне и говорят, что ни разу не делали массаж. Массаж до года необходим минимум дважды: в 3 и 6 или в 6 и 9 месяцев. Если мышечного развития нет, то и заговорить ребенку будет сложно.

Пеленание сейчас не в моде. Но вы представьте: ребенок столько месяцев рос в коконе, а тут ножки-ручки свободные – вы его словно в невесомость выбросили, то есть это дезориентация, нарушение восприятия себя в пространстве. Не говорю про тугое пеленание, но хотя бы свободное: малыш будет лучше засыпать, в целом будет спокойнее.

Речевая культура в семье важна. Чтобы сказки ребенку все-таки читали родители, а не Алиса.

– Родители готовы сотрудничать?

– Не все. Есть такие, кто в раннем возрасте сами понимают, что что-то не так, и хватают любую информацию. Есть те, кто лет до трех бьется, а потом, если результата нет, выгорают. Устают.

Бывает, семья живет с бабушкой, а та – вредитель. К примеру, нельзя кормить ребенка с ложки, пусть сам учится, а она кормит. Еще хуже, когда не сажает ребенка за стол, тем самым не вырабатывая стереотипное поведение, а может подкормить где-то на полу, на диване.

Бывает, родители включают гиперопеку, иногда это бич. Приходят на диагностику с детьми около двух лет: посмотрите, почему мой ребенок не говорит. Начинаю смотреть, спрашивать: а что с прикусом? А есть ли бутылка? Да, отвечают, просыпается и пьет из бутылочки. Зачем? Подгузники тоже – к двум годам ребенок уже вполне способен понять, что в штанишки ходить не надо. Родители не всегда стараются к этому прийти, мебель или ремонт жалко.

– А что с сосками?

– А зачем они нужны вообще? Считаю, нужно либо не давать вовсе, либо отучать как можно раньше. Получается, ребенок тянет что-то в рот ради успокоения. Потом удивляемся, почему дети курят. Тот же механизм.

– Позиции «я отдала вам ребенка – дайте мне результат!» нет?

– Не должно быть. Если работа со звукопроизношением, то я звук поставлю 100%, но всё, что связано с автоматизацией – родители, помогайте. Я с вашим ребенком дважды в неделю, а вы постоянно. Вообще правильная связка выглядит так: ребенок – родитель – специалист как помогающее звено.

Работая в кабинете, я поняла главное: нельзя отнимать надежду. Нельзя, чтобы после вердикта ПМПК «умственная отсталость» мама опустила руки и перестала заниматься с ребенком, искать специалистов. Я всегда пытаюсь донести: никакая бумажка не означает, что ребенок перестал быть любимым.

– Как влияют гаджеты на запуск и развитие речи?

– Гаджеты в раннем возрасте противопоказаны. До трех лет детям не надо никаких, даже развивающих, мультфильмов. Неговорящим – вообще ни в коем случае. Я сама мама, понимаю, что иногда есть очень срочные дела, тогда: большой экран и максимум на десять минут. Никаких телефонов, которые сужают поле зрения до маленькой коробочки.

Но: через гаджет ребенок может заговорить. В классической логопедии принято заниматься так: логопед показывает ребенку упражнения, сидя перед зеркалом. Если зеркало ребенок не воспринимает, а с телефоном уже давно знаком, я могу включить фронтальную камеру, и тогда он повторяет за мной спокойно.

– Одни сюсюкают с детьми, другие крайние противники такого общения. Вы что скажете?

– Сюсюкать не нужно, дети потом начинают смягчать все звуки. Всегда сразу видно, с кем сюсюкают, а с кем нет. Но ласка, забота и поддержка необходимы каждому малышу.

Интересно: когда подрастал мой старший сын, я воспринимала его как специалист, а не мама. Когда родился второй, я поняла, что главное для мамы и папы – любить своего ребенка безусловно, а не предъявлять ему жесткие требования. Пусть он где-то что-то не успевает, значит, преуспеет в другом.

– Что еще нужно учитывать родителям при воспитании?

– На ребенке очень отражаются негативные семейные обстоятельства, например, развод. Однажды я проводила диагностику речи, и ребенок выдал мне всё, что происходит в семье. Не нужно было больше искать причины «плохого» поведения, хотя сам по себе ребенок очень ласковый.

Плохо, когда родители перекладывают друг на друга ответственность: «Ой, у нас физическим развитием папа занимается». А если папе некогда, он на работе до ночи?

– Правда ли, что короткая уздечка может повлиять на речь?

– Не на запуске речи, но на звукопроизношении уздечка может сказаться. «Он не говорит, потому что у него короткая уздечка» – так не бывает. Есть два пути: консервативный (уздечку можно тянуть гимнастикой или массажем) либо хирургический. За мои 13 лет практики я только дважды видела безнадежную, которой нужна операция. После двух лет ее делают только через общий наркоз.


Сообщи новость

Отправьте новость в наше издательство, расскажите о проблеме или подскажите интересную тему для публикации.

Позвонить

Написать

Золотая горка

Будь в курсе событий!

Всегда на связи

Стань автором новостей!

Контакты

Россия, 623700, г. Берёзовский, Свердловская область, ул. Театральная, д. 3, 3-й подъезд, оф. 80

8 (343) 247-83-34, +7 904-98-00-446, info@zg66.ru, glav@zg66.ru

При использовании материалов сайта гиперссылка на zg66.ru обязательна. Ресурс может содержать материалы 18+