В Великую Отечественную войну мне довелось учиться в сельской школе в Архангельской области. Место глухое, электричества не было, а, следовательно, не было ни кино, ни радио. Газеты в школу ходили. Праздников в деревне и в школе никаких не отмечали. 1 мая вся школа ходила в лес на заготовку дров. В октябрьские праздники заготовленные дрова вывозили и разделывали у школы впрок на зиму. Но вот день Красной Армии - 23 февраля, выделяли. К этому дню активно сдавали нормы ГТО, выпускали школьную и классные стенгазеты, и все классы готовили какой-нибудь номер для школьного концерта. Один класс готовил хор, другой танцы, третий – струнный номер. В общем, все готовились.
Концерт проходил в зале, состоящем из двух классов, между которыми убиралась перегородка из досок. Доски шли на скамейки, получался зал, в который входила почти вся школа. На передних скамейках садили младшие классы, а старшие классы сидели в последних рядах. Наш класс к этому празднику обычно готовил какую-нибудь пьеску из классиков или на современную тему.
Однажды мы ставили спектакль о партизанке Зое Космодемьянской. Смысл пьесы – Зою, после долгих поисков фашисты поймали, допрашивали и казнили. Готовились, репетировали мы долго и тщательно. Никто не хотел играть фашистов, поэтому тянули спички. Трудно было с костюмами. Но как-то выходили из положения. В школе изучался немецкий язык, и это нам было на руку. Некоторые фразы говорили на немецком.
После волнений, наконец, мы вышли на сцену. Шло очередное действие: фашисты допрашивали Зою. Мне на спичке выпала доля играть в числе фашистов. Мы спрашивали Зою, где скрываются партизаны, она молчала, мы ее «били». Затем спрашивали, где живут ее друзья. Она молчала, и мы ее «били». Мы спрашивали, где она получала оружие - она молчала, мы ее «били». А в зале нарастало напряжение, девочки начали тереть глаза.
Вдруг один малыш, наверное, второклассник, крикнул нетвердым голосом:
- Хватит ее бить!
Но мы продолжали спектакль, и, наконец, повели ее к виселице на край сцены. И тут вдруг малышня из первых рядов вскочили, выбежали на сцену, отбили у нас Зою, а нас, «фашистов», начали колотить. Учительница, которая стояла на краю сцены и суфлировала, быстро задёрнула занавес и начала успокаивать этих неожиданно появившихся малышей. Затем нас всех за закрытым занавесом выстроила - впереди малыши с Зоей. Занавес открылся и зал встретил нас стоя, оглушительными аплодисментами, каких, мне кажется, я никогда и нигде больше не слыхивал.
За хороший спектакль директор школы тут же вручил нам награду - химический карандаш, из которого после, мы сделали чернила, которых хватило на весь класс. А ученице нашего класса, за хорошо исполненную роль Зои Космодемьянской, директор вручил два перышка - очень ценных для учеников школы в ту пору.
* * *
Прошло много лет, я работал на Красноуральских рудниках, и меня направили в командировку на Дегтярский рудник. К тому времени военнопленные, работавшие на многих шахтах Урала, были уже отпущены в свои страны, но в Дегтярске продолжали работать пленные с особыми преступлениями.
Нам посоветовали посмотреть на колонну этих пленных, идущих каждый день на работу и с работы: фашисты шли уныло, с опущенными головами, а среди них один с доской на груди. На доске надпись: «Я убил Зою Космодемьянскую».
Мы в свое время не доиграли свою пьесу в школе, но война тогда еще шла, и ее, эту пьесу, в театре войны доиграли, как надо и как могли, воины нашей Красной армии.
Сцена в Дегтярске стала продолжением и окончанием нашего школьного спектакля, так неожиданно, но уместно прерванного тогда ребятами начальных классов. Ребятами, у большинства из которых уже не было отцов, ушедших на фронт, и они неосознанно, пусть в спектакле, но встали на их место.
